Продолжение.

На улицах много бездомных. Пожалуй нигде я не видел столько нищих и бездомных людей, как в Боготе. Это создает очевидный контраст с чистыми, праздничными, явно недавно отреставрированными зданиями туристического центра города. Лусиана не боится их и беседует с ними. Я впервые вижу, чтобы кто-то так относился к бездомным. На равных, без тени брезгливости или рисовки. По-латиноамерикански приветствуя и прощаясь поцелуем в немытые, часто больные лица. Заставляя их есть, то что им покупаем при нас. Разговаривая с ними об их жизни и о своей жизни, пытаясь убедить их, нет, не словом, чем-то совершенно другим, что улица убъет их, что каждый из нас может, если действительно хочет, преодолеть даже самые страшные из обстоятельств. Она пережила в своем родном городе Армения землетрясение и селевой поток, уничтожившие весь город. Она знает, что такое жить на улице. Ее мать занималась наркотрафиком. Ее брат умер у нее на руках от СПИДа, которым заразил его клиент. Я почти не участвую в этих разговорах и наверное выгляжу довольно странно. Она доступным им языком объясняет им, откуда я и что делаю в Колумбии. Я мало говорю, потому что далеко не всё понимаю; здешний уличный язык мне совершенно не знаком. Я впервые вижу такое отношение к чужим, больным и брошенным всем людям, большинство которых – алкоголики и наркоманы, выживающие за счет попрошайничества, воровства и проституции. Я смотрю на это и думаю о Че, когда он работал в лепрозориях и общался с больными – наверное это было очень похоже. Она не говорит им о Че, она говорит, о Боге, который любит их. В данном случае это совершенно неважно. Я не сомневаюсь в существовании её Бога, и это не вызывает во мне никаких противоречий. Скорее, наоборот.
Нищие обнимают нас и говорят по каким улицам безопаснее пройти, потому что уже поздно... и людей на улицах всё меньше. Потом, когда наши спутники уходят и мы прощаемся с ними и они нас больше не видят, с ней случается приступ отчаяния... она чувствует, как мало может помочь этим людям. Бессилие. Большинство колумбийских нищих и бездомных – вчерашние крестьяне, бежавшие с семьями от войны в большие города. Единственное, что они умеют делать – это возделывать землю. У них больше нет земли. В этом незнакомом и чуждом для них мире, единственное убежище от страха и реальности – медленное самоубийство путем пьянства и наркотиков. Большинство из них погибнет от рук собственных товарищей или будет ликвидировано каким-нибудь «эскадроном смерти», «очищающим» общество «от грязи».
Наконец находим бар, который нам нравится, с живой музыкой и без лишнего шума, чтобы можно было разговаривать. Ни в каком другом месте я не видел ничего уютнее – старый двухэтажный дом со множеством комнат, без столиков, на полу ковры, вдоль стен множество подушек, а посередине свечи. В каждом углу – колонки с регулятором громкости для музыки, а напротив – маленькие балкончики с видом на крыши, цветной дым из полуосвещенных труб и кусты, мечтающие стать деревьями, которые растут из разломов стен или крыш. Темы наших многочасовых бесед одни и те же, перекликающиеся с названиями книг классиков русской литературы позапрошлого века. Поиск ответов продолжается в Колумбии века двадцать первого. Заказываем пузатый бутылек рома и сидим до закрытия заведения.

Засыпая под храп неутомимого Марсело вспоминаю, что я в Колумбии.

С чего начинается колумбийский завтрак? Конечно же с кофе. Важно только учесть при этом, что слово «тинто» в Колумбии, обозначает не «красное вино» как в остальных испаноязычных странах, а именно кофе. Никакого другого тинто наливать вам здесь по утрам не будут. Кофе много. Самого разного. Везде. Причем невкусно приготовленного я не помню. За кофе обсуждается предстоящая встреча с человеком, который готов рассказать мне свою историю.

Продолжение следует

Продолжение.

Это отставной генерал разведки колумбийской армии. Несколько лет он проработал в кабинете президента Альваро Урибе и хорошо знает его лично... как и кухню нынешней власти в стране. Раньше на него охотились партизаны из ФАРК. Сейчас он борется за мир и на него охотятся бывшие коллеги из армии. В последние годы он часто меняет номера мобильных телефонов и места жительства. Из преуспевающего чиновника высшего звена он превратился в безработного. Мы встречаемся в офисе одной из неправительственных организаций, в работе которой он участвует.
Это место находится в самом центре Боготы, в нескольких квартилах от президентского дворца и парламента. Мы входим в современное высотное здание, множество офисов которого – приемные депутатов и юридические конторы. Кабинка лифта обшита изутри плотной материей, наподобие велюра. С глушителем, - думаю я. Двери открывает нам сам Генри. Из-за его вполне англосаксонская внешности – безошибочной черты принадлежности к любой из латиноамериканских элит, отмечаю про себя, что из нас двоих куда более колумбийская физиономия все-таки у меня...

Прохожу в кабинет и пытаюсь выполнить одно из самых сложных упражнений всей этой поездки – представиться незнакомому человеку, не вызвав подозрений ни в шпионаже, ни в шизофрении. На самом деле – кто я? Точнее, кто я здесь? Как говорить о целях этой поездки? Начать с того, что мой неумеренный интерес к Латинской Америке вселился в меня еще с детства? О том, что его страна начала сниться мне за много лет до того, как я сюда попал? Повеселить его рассказом о том, что когда-то в киевском пединституте мы собирали рис для Никарагуа, ставшей жертвой урагана и мы сами стали жертвой риса, потому что отзывчивые советские студенты его нам принесли очень много и потом он несколько месяцев хранился в подвале нашего дома, потому что мы не могли его никуда вывезти, и завелись крысы и далекие от сандинистских идеалов соседи тоже требовали от меня каких-то объяснений?.. О том, что я хочу, чтобы о том, что сейчас узнаю, узнали еще тысячи людей в далеких странах со странными названиями? Что этим людям тоже очень важно происходящее здесь? Я журналист? Нет? Если я не работаю ни для какого издания, если эта поездка – вся за свой счет (хотя, если нужно, я приведу достаточно примеров, о том как куда большие деньги тратятся на более абсурдные вещи)... потому что я должен увидеть сам... потому что у меня несколько сот электронных адресов людей, говорящих и читающих по-русски, которым все это небезразлично и которые ждут этого рассказа. Многие из них верят, что я расскажу правду, как я ее увидел, потому что никто ничего мне за это не платит, потому что я зарабатываю (или не зарабатываю) деньги не этим. А кому покажется интересным и уместным – пусть публикуют это в любых бумажных и электронных изданиях... Я здесь, чтобы рассказать о вашей истории другим.

Генри опережает этот монолог словами о том, что какие бы побуждения у меня ни были, он верит в мою порядочность и он готов говорить обо всем, что знает. «Дать свидетельство», как он говорит. До начала разговора, Генри предупреждает, что он человек глубоко верующий, что не раз спасало ему жизнь и помогло объяснить многие вещи, иначе никак не объяснимые, и всё, что он сейчас делает – это выполнение воли Бога по достижению мира в Колумбии.

Продолжение следует.

Продолжение

Из политического анализа Генри я практически ни с чем не согласен. Он – немолодой человек, сформировавший свои взгляды в элитных, т.е. правых, антикоммунистических, военных вузах Колумбии и США. У нас слишком разная история. О теологической правильности его воззрений судить не могу – просто в силу моего духовного невежества и инстинктивного недоверия к любой церкви.

Но я вижу его глаза, когда он говорит о своей прошлой и нынешней жизни, о погибшей жене, «смерть которой оказывается тоже господним благословением, потому что это позволило нам спасти столько жизней... пока она не погибла я был мертвым, я спал... ее смерть разбудила меня...» и это единственное, что имеет какое-то значение. В его рассказе смешиваются времена и места, он говорит о надежде, как о хлебе насущном, мы путешествуем по самым дальним потаенным уголкам его окровавленной страны.

Он вспоминает о своей охране – шести молодых красивых партизанках, которые в последнее утро перед прощанием купались с ним в горной реке у водопада на фоне райского пейзажа сельвы и нет в его памяти ничего прекраснее тел этих девочек, рожденных для любви в их сказочной стране, где для всех когда-нибудь будет место... и благодаря господней благодати, он смог смотреть на них не только как на красивых женщин, а как на сестер, посланных ему свыше, его ангелов-хранителей, спасающих по приказу партизанского командира, его жизнь, жизнь армейского генерала, всегда воевавшего с ними, и вместе с его жизнью – надежду на мир в Колумбии, потому что не осталось в его сердце ничего, важнее этого. Прошло меньше года и он смотрел на первой полосе какой-то провинциальной газеты фотографии узуродованных трупов четырех из этих шести девушек и читал подпись, наподобие: «Еще одна победа сил правопорядка над наркотеррористами из ФАРК»...

Я включаю диктофон. Диктофон работает, когда Генри говорит о Боге. Когда мы опускаемся на землю к людям и начинают называться конкретные события и фамилии участников, в целях «нашей общей безопасности», он просит меня нажимать на паузу. Так я пытался записать исторический документ, а получил в результате проповедь.

В конце разговора Генри делает мне неожиданное предложение. Совершить с ним на его машине маленькую недельную прогулку по Колумбии. Бензин и дорожные расходы – мои, а контакты, связи, истории и обеспечение безопасности – его. Достаем карту. Идея заключается в том, чтобы проехать основную кофейную зону страны с центом в г. Армения, оттуда направиться в сторону долины реки Каука, посетить провинции Флорида и Прадера – зоны особого влияния и интереса ФАРК, потом попасть в партизанскую «столицу» страны – поселок Коринто (т.е. Коринф по-нашему, по-библейски), оттуда заглянуть в окрестности деревушки Калото, где находится одна из общин индейцев наса, заявивших о своем нейтралитете в вооруженном конфликте, и поэтому ставших жертвой всех и каждого из его участников, после этого заехать в Кали и поучаствовать немного в каком-то архиважном христианском конгрессе («в котором будет участвовать множество индейцев и партизан под видом гражданских») и той же кофейной дорогой вернуться в Боготу. Скажите, есть ли кто-то, кто устоял бы перед такой панорамой?

Почему он предложил мне это? «Потому что твой приезд сюда – воля Господня, твоя миссия – увидеть и рассказать миру правду о том, что здесь происходит, а мой долг – помочь тебе в этом. Потому что ты можешь помочь нам приблизить первый день мира в Колумбии».

Мнение Лусианы было следующим – никто мне не покажет партизанские края лучше генерала разведки Генри и при этом он, как никто другой может обеспечить безопасность мероприятия (я подумал о несправедливости того, что у Генри в качестве личной охраны были юные купальщицы, а у меня будет почти пожилой евангелист Генри). Еще Лусиана добавила, что она очень мне советует постараться избежать вселенской христианской тусовки в Кали; мероприятие обещает быть в высшей степени формальным и тоскливым, а обещанные «индейцы и партизаны под видом гражданских» - некоторое преувеличение брата Генри, который просто умирает от желания попасть на этот конгресс и знает, что чисто христианская аргументация на меня не подействует.

Что я знал о евангелистской церкви до поездки в Колумбию? Чуждые чернокожие проповедники пафосно поучающие нас в ночном эфире... Экзальтированные личности в галстуках вопиющие на пустых площадях... Проникновение англосаксонского протестантизма на исконно православные и католические почвы... Бывшие алкоголики и наркоманы, в корне изменившие греховный образ жизни, потому что променяли один вид зависимости на другой... Политически пассивные стада, потому что «любая власть от Бога». Это – все что я видел и знал по жизни в Союзе и в Чили.

Здесь, на второй день в Колумбии я уже прекрасно понимал, что оказался в лапах евангелистов. Но при этом я видел, что эти евангелисты, или как они сами себя называют, христиане, - совершенно другие, не имеющее ничего общего с моими карикатурными стереотипами. И я решил, что коль бес попутал меня с этой поездкой, мне не остается ничего другого, как положиться на волю Божью.

Продолжение следует.

Продолжение

Поскольку мы совершенно промокли и собираемся замерзнуть, нас угощают «агуа де панела» - («водой из панелы») – самым колумбийским изо всех колумбийских напитков. Панела – это сгущенный путем кипячения сок сахарного тростника, который продается в виде небольших коричневатых брикетов. А «панельная вода» - это кипяток, в котором растворяется кусочек такого брикета, иногда с лимонным соком, и говорят, это одно из лучших народных средств для предупреждения простуд. В нашем случае, по крайней мере, это оказалось вполне эффективно.

Что я здесь делаю? Я – единственный иностранец в жизни этих людей, насильно изгнанных собственными соотечественниками из той Колумбии, которую принято показывать гостям. Этих людей удерживают в человеческом состоянии две вещи – Библия и надежда, что является в этом случае единым целым. Я почти всё время молчу; нет в моем репертуаре тем на христианские сюжеты и я чувствую, что перед неуклюжестью моих слов или чувств, этот мир хрупок, как никакой другой, в нем нет никакой защиты, кроме веры. Эта вера -  не бегство, не анестезия от боли, а единственное надежное лекарство, когда все остальные рецепты исчерпаны. Я знаю, насколько все эти люди выше и сильнее меня и сколькому от них следовало бы научиться. Они не дискутируют часами и годами по поводу теорий и целесообразности того или иного пути. Они просто действуют, как будто от этого зависит судьба их детей и человечества, и наверное, это на самом деле так. Они за свой счет издают и распространяют в этом аду христианские бюллетени, и я не сомневаюсь, что первыми апостолами, первыми книгопечатниками и создателями первых марксистских кружков в Европе позапрошлого века, владели те же самые чувства.

В уголке дома к стене приклеен вырезанный в виде сердца листок дешевой цветной бумаги. На нем написано: «Ты прекрасна». Это здесь, где быть не только бедным, не только с момента рождения быть лишенным доступа к медицине и образованию, но и быть женщиной, похоже на тройное проклятие.
Делаю несколько фотографий, на которых дети, дети, дождь, провода, лужи, снова дети, смотрящие из окон, прячущиеся от объектива, Александра, которой 6 лет, но из-за хронического недоедания кажется, что ей три. Мамы, приносящие дочерям по очереди одни и те же большие сандалии, чтобы они не были босыми хотя бы на фотографии.

Следующая встреча была в противоположном конце Боготы, торговом центре, где нас ждали давно живущий в Колумбии русский, являющийся представителем одной крупной российской фирмы и его колумбийская жена. Если честно, я не особо искал этой встречи, просто мне сказали, что он сказал, чтобы мне сказали, что нам обязательно нужно встретиться. В результате вышел примерно следующий вольный диалог:

- Ну и как она, жизнь в Колумбии?
- Лучше, гораздо лучше, намного лучше, чем раньше. Значительно безопаснее. Есть очень красивые места, пляжи и курорты. Вы куда поедете?
- Ммм... эээ... мммм... Хотелось бы посмотреть разные места... эээ... ммм...
- Как будете путешествовать?
- На автобусах.
- Не советуем. Очень неудобно. Лучше возьмите машину.
- А мы водить не умеем.
- Тогда возьмите машину с шофером. Здесь можно недорого найти...
- А как вообще жизнь в Колумбии?
- Лучше, чем несколько лет назад. Это правительство навело порядок. Похищений стало меньше. Порядку больше... Смотря куда вы хотите поехать...
- Ну например, в Чоко.
- В Чокооооооо?
- В Чоко, а что?
- А что там делать? Ни дорог нормальных, ни хороших отелей... Одни негры... Хотя я конечно не расист.
- А вы были в Чоко?
- Нет. А зачем? Здесь столько красивых мест... А потом куда?
- А потом я хочу в Венесуэлу.
- В Венесуэлу? Там сейчас вообще ужас.
- Ужас? Почему?
- С этим Чавесом... Раньше была нормальная страна, а теперь, как Советский Союз. Если у тебя там есть два или три дома, второй и третий отберут и отдадут бедным. Государство во всё вмешивается. Там все бездельники и не хотят работать. И сервис никакой. Не дождешься, пока обслужат. В общем, как Советский Союз.

Если вы понимаете испанский, поищите в wwwyoutube.com видеоматериалы, снятые компанией независимых документалистов Contravía. Я не видел ничего лучшего (в смысле честного и беспощадного) на темы колумбийской трагедии, чем их репортажи. Контравиа – это обратное движение поезда по рельсам и в этом случае мужественный и серьезный анализ действительности вопреки и наперекор формируемому послушными власти СМИ «общественному мнению».

Продолжение следует

Продолжение.

Особое внимание уделялось символическим пропагандистским акциям – самым известным из них стало похищение из музея шпаги главного героя за независимость и единство стран Латинской Америки – Симона Боливара. В руках М-19 эта шпага «возвращалась в бой» за идеалы Освободителя и была возвращена народу Колумбии в 1990 году в день открытия Национальной Конституционной Ассамблеи.

Для разъяснения целей своей борьбы движение время от времени захватывало типографии крупнейших газет и публиковало огромными тиражами свои документы.

В феврале 1976 года партизаны похитили главного профсоюзного босса страны – президента Конфедерации Профсоюзов Колумбии Хосе Ракеля Меркадо. Ему были предъявлены обвинения в предательстве интересов трудящихся страны. В ходе допросов он признал, что работал на американцев и получал от них большие суммы денег. М-19 выпустило брошюру тиражем в 500 тыс экземпляров с представлением доказательств предательства Меркадо. Потом движение организовало широкую дикуссию в рабочей и профсоюзной среде по поводу того, как с ним поступить дальше. Люди писали на стенах «да» или «нет» по поводу казни Меркадо. Я познакомился с человеком, который дружил с тем, кто 19 апреля привел приговор в исполнение. «Это был врач. Меркадо был убит выстрелом в сердце. Почти не было крови.»

Привожу этот случай не потому что никогда не соглашусь со смертной казнью. М-19 были не ангелами и нередко совершали ошибки, которые многие назовут преступлениями. Более того, думаю, что партизанское руководство знало, чем рискует, когда шло на этот шаг. Но если кто-то действительно хочет попытаться разобраться почему, он должен учесть, что все эти десятилетия против рабочего движения Колумбии идет настоящая, безо всяких преувеличений, война, с сотнями погибших активистов каждый год. Хосе Ракель Меркадо был предателем и кто сможет ответить  скольких жизней стоило его предательство, и сколько жизней можно было спасти на украденные им у своих товарищей деньги? Поэтому в целом страна поддержала или по крайней мере не осудила этот приговор.

В течение 20 лет своего существования, партизаны из М-19 провели сотни блестящих военных операций против превосходящих сил противника, взяли под контроль сотни населенных пунктов и пользовались большими симпатиями и поддержкой среди населения. Все очевидцы и участники этих событий совпадают в том, что партизаны всегда были очень уважительны по отношению к гражданским и строго соблюдали военную этику - пленные и раненных солдаты и офицеры противника всегда получали медицинскую помощь, достойное обращение и потом их обычно передавали Красному Кресту.

Силой оружия М-19 пыталось навязать различным правительствам мирные переговоры, главным условием которых было установление минимальных основ социальной справедливости и демократии в Колумбии. Это была единственная организация, отваживавшаяся похищать родственников крупнейших наркодельцов с требованием выкупа, который направлялся обычно на удовлетворение нужд самых бедных групп населения.

В апреле 1983 года в самом начале попыток диалога с правительством, происходиших в Панаме, по пути из Колумбию в Панаму а авиакатастрофе гибнет легендарный командир движения Хайме Батеман. Маленький частный самолет, пилотируемый сенатором от Консервативной партии навсегда исчезает в небе над панамской сельвой. Метеорологические условия полета были идеальны. Многмесячные поиски не дали никаких результатов. Только в начале 90-х индейцы принесли в одно из отдаленных селений найденные в сельве полуистлевшие военные ботинки с костями фаланг пальцев и анализ ДНК подтвердил, что это останки Батемана. Случайность? Неслучайность?

В 1984 году, впервые в истории вооруженных повстанческих движений Латинской Америки, М-19 начало мирные переговоры с правительством и была достигнута договоренность о прекращении огня. Вся Колумбия была свидетелем того, как усилиями олигархии и армейских кругов этот процесс был сорван. Несколько месяцев несмотря на постоянные военные провокации и убийства наемными киллерами безоружных партизанских командиров, М-19 сохраняло взятые на себя обязательства.

Самая известная страница этой истории – бои под местечком Ярумалес, в долине реки Каука в нескольких километрах от городка Коринто. В горах Ярумалеса находился партизанский лагерь, где пребывал военный руководитель движения и будущий кандидат в президенты страны Карлос Писарро и с ним около 200 человек, в большинстве своем – плохо вооруженная и необстреляная молодежь. Этот лагерь занимал около 1500 м в длину и 400 в ширину. Уже больше полугода действовало соглашение о прекращении огня и делегация партизан в столице вела трудные переговоры об условиях разоружения М-19 и преврашения его в легальную политическую организацию. Внезапно лагерь в Ярумалесе был окружен 4 000 солдат армейского спецназа, и при поддержке вертолетов и тяжелой артиллерии начался штурм. Бои шли круглосуточно и продолжались 26 дней. В конце концов из-за давления различных общественных организаций и независимой прессы армия была вынуждена прекратить огонь и открыть коридор для выхода партизан.

Не знаю, каким образом, и кому это пришло в голову первым, но в эти трагические дни и ночи, гимном защитников Ярумалеса стала песня кубинского барда Сильвио Родригеса, которую можно услышать здесь http://www.youtube.com/watch?v=NcL-dhct7Ks и в которой поется о том, что «Никто не сможет умереть, особенно сейчас...». Привожу эту маленькую частную деталь, потому что когда сегодня я думаю об этой истории и слушаю эту песню, она переворачивает мне душу.

Захват Дворца Правосудия был, несомненно, крупнейшей военной и политической ошибкой М-19. Партизаны расчитывали, что подписавшее с ними ряд соглашений правительство, обязательно пойдет на переговоры и в процессе такой эффектной акции удастся собрать достаточно свидетелей и заставить армейскую верхушку соблюдать договор о прекращении огня. Реальность оказалась совершенно иной. Армейская разведка знала о готовящемся штурме дворца, и облегчила его захват, фактически убрав охрану в день нападения. Дворец Правосудия был превращен в ловушку. Несмотря на то, что высокопоставленные судьи – заложники звонили в находящийся в двух кварталах оттуда президентский дворец, пытаясь связаться с президентом и умоляя о прекращении огня, их никто не услышал. Армейское руководство фактически отстранила президента от возможности принимать решения и превратила штурм  Дворца Правосудия в месть М-19 за все военные поражения и унижения последних лет. Во дворце погибли лучшие военные кадры партизан. Пленных был решено не брать. Заодно вызвав побольше жертв среди заложников и не оставив живых свидетелей было очень удобно обвинить в бойне М-19, подорвав его моральный авторитет.

В последующие годы, несмотря на то, что движение сохранило основную политическую и военную структуру, все сильнее ощущался внутренний кризис, вызванный противоречиями между поставленными изначально целями и достигнутым результатом. Единства действовавших в Колумбии различных партизанских групп достичь так и не удалось, потому что несмотря на схожесть декларативной части, методы и цели различных организаций были достаточно разными и каждая считалая себя самодостаточным революционным авангардом.
По словам одного знакомого, прошедшего через М-19 с момента его основания до штурма Ярумалеса и последующих событий: «Все что мы делали – было не для нас, а для народа, так как мы это понимали. Мы чувствовали, что выполняем свой гражданский долг. Но мы видели, что большая часть наших действий не достигает цели, что в этой войне наши пули убивают солдат и полицейских, которые тоже дети народа, который мы обязались защищать. А истинные виновники войны и голода, те, против кого мы подняли оружие, оказываются почти неуязвимы. Они или живут за границей или научились слишком хорошо прикрываться другими. Наша война вызывала репрессии против гражданского населения, которое нас поддерживало и это нередко тоже вызывало у нас чувство вины и противоречия. С каждым годом становилось все более ясно, что эту войну необходимо заканчивать и главный вопрос был в том, на каких условиях мы можем позволить себе это сделать. Нам было необходимо добиться открытия в Колумбии новых демократических пространств участия народа и с народом. Мы всегда стремились стать легальной политической силой, чтобы бороться за наши идеалы мирным путем и весь вооруженный этап был нужен для того, чтобы добиться такой возможности».

В октябре 1989 г в условиях подполья проходит Национальная конференция М-19 и 227 голосами из 230 депутаты принимают решение сложить оружие и стать легальной политической организацией. Правительство берет на себя встречные гарантии по обеспечению безопасности разоружившихся партизан и обязуется утрведить законодательные поправки в пользу расширения демократических свобод и гражданских прав в стране.

На втором повтороном голосовании Национальный конгресс не ратифицирует обещанные правительством реформы, тем не менее М-19 заявляет о готовности выполнить свои обязательсва перед страной и 8 марта 1990 года, на центральной  площади деревушки Санто-Доминго в долине реки Каука, в присутствии международных гарантов, сотни партизан складывают оружие и заявляют о создании политического движения Демократический Альянс М-19.
В этом же году должны были состояться президентские выборы и 39-летний командир М-19 Карлос Писарро становится кандидатом в президенты. Он пользуется огромной популярностью в стране и согласно большинству опросов у него наиболее высокий шанс выиграть выборы. 26 апреля, того же 1990 г. в строго охраняемый властями аэропорт Боготы входят вооруженные убийцы, без проблем садятся на рейс в Барранкилью и в полете в упор расстреливают Карлоса Писарро и успешно скрываются от правосудия после посадки. Разумеется, по сегодняшний день.

В стране начинается настоящая охота на разоружившихся участников М-19. Ее возглавляют ультраправые боевики – «парамилитарес» и наркомафия – близкие партнеры руководства вооруженных сил. В течение нескольких лет убиты и «пропадают без вести» около ста наиболее известных и опытных представителей движения. 

Окончание следует.